– Полагаю, ты прав, – с сарказмом произнесла Элинор.

Никки опустил на место крышку люка и запер буфет.

– Ну что ж, пожалуй, в данный момент мы сделали все возможное, – сказал юноша. – Пойдемте вниз, кузина. Только не говорите об этом ни слова супругам Барроу! Помимо того, что мы не хотим, чтобы кто-нибудь еще узнал о нашей находке, они наверняка испугаются и убегут, оставив вас здесь совсем одну, а это уже никуда не годится.

– Наконец-то ты изрек хоть одну здравую мысль, с которой я абсолютно согласна! – сказала Элинор. – Но не обольщайся, думая, будто я соглашусь провести еще хоть одну ночь в этом доме с незаколоченной потайной дверью, так как ничто на свете не заставит меня сделать это! Хотя, если говорить откровенно, я не думаю, что тот человек нанесет мне еще один визит!

Юноша последовал за Элинор вниз по ступенькам.

– Что ж, коль вы не ждете его появления, то и не станете возражать, если я оставлю ту дверь открытой, – рассудительно заметил он.

Войдя в библиотеку, девушка опустилась в кресло у огня.

– Да, понимаю, – согласилась она. – Но у нас, женщин, бывают такие странные фантазии! Ты, пожалуй, как и твой кузен, тоже сочтешь меня трусихой, однако, признаюсь тебе, есть нечто крайне неприятное в том, что сюда запросто может пробраться человек, которого ты сам счел опасным. Собственно говоря, даже сейчас, при свете дня, эта мысль доставляет мне беспокойство, и я не могу заставить себя подняться наверх.

– О, вам совершенно нечего опасаться, мадам! – заверил ее Никки. – Днем в эту дверь никто не войдет, не бойтесь! Но знаете, что я вам скажу? Я съезжу в Холл, чтобы сообщить обо всем Неду, а здесь оставлю Баунсера, пусть охраняет вас. Вы можете быть совершенно спокойны, потому что он храбрый пес, честное слово! Только вчера Баунсер укусил кузнеца за ногу. Прекрасная собака, пусть еще и совсем щенок!

Элинор с сомнением взглянула на пса, который уснул, вытянувшись перед камином.

– Что ж, если ты так думаешь… – сказала она. – Но ведь он не останется здесь без тебя.

– Нет, останется. Зря, что ли, я учил его выполнять разные команды! Ко мне, Баунсер! Ко мне, малыш!

Собака проснулась, села, свесила уши и вывалила язык, преданно глядя на хозяина. Никки ласково потрепал ее по загривку.

– Хорошая собачка! – сказал он. – Ты останешься здесь, чтобы охранять ее! Ты понял меня, дружище? Сидеть! Вот так! Охраняй ее, Баунсер! – Юноша выпрямился, с гордостью глядя на своего любимца. – Видите, пес понимает меня, верно? – добавил Никки. – Ладно, я поехал. Не провожайте меня. И не тревожьтесь, кузина! Я скоро вернусь и привезу с собой Неда. Сидеть, Баунсер! Охраняй!

С этими словами юноша вышел из комнаты, не забыв закрыть за собой дверь. Верный Баунсер подошел к ней, шумно и долго принюхивался к щелочке, потом заскулил и поскреб когтями панель. Видя, что дверь не поддается, он вернулся к камину и лег, положив морду на лапы и глядя на Элинор.

Она же откинулась на спинку кресла, изрядно огорченная существованием потайной лестницы. Девушке нужно было хоть немного отдохнуть и расслабиться, чтобы привести в порядок мысли и чувства. Здравый смысл подсказывал ей, что теории Никки вполне могут быть лишь плодом его чрезмерно живого воображения, но, как она ни старалась, так и не смогла подыскать более рационального ответа по поводу появления француза в этом доме минувшей ночью. Он отнюдь не показался ей молодым человеком, способным воспользоваться потайной дверью из одного лишь неуемного желания напугать своего хозяина; не могла она поверить и в то, что он был всего-то обычным грабителем. Несомненно, незнакомец руководствовался какими-то мотивами, но Элинор была склонна полагать, что никто, кроме него, никогда не узнает, в чем они заключались. То, что он может вернуться в дом тем же путем, представлялось ей крайне маловероятным, однако, стоило девушке подумать о той потайной лестнице, как сердце ее начинало учащенно биться в груди.

Элинор постаралась отогнать от себя эти глупые страхи, благоразумно решив, что лучше заняться сортировкой постельного белья, чем сидеть и доводить себя до нервного срыва. Она встала с кресла и совсем уже было собралась подойти к двери, как вдруг сообразила, что умная гончая у ее ног не разделяет таких мыслей на сей счет. Пес тоже поднялся со своего места, шерсть у него на загривке встала дыбом, а верхняя губа дрогнула и поползла вверх, обнажая великолепные клыки. Он встал перед девушкой, загораживая дорогу, и зарычал.

Элинор замерла, с сомнением и опаской глядя на Баунсера.

– Хорошая собачка! – сказала она, надеясь, что голос ее прозвучал достаточно уверенно. – Лежать, дружище!

Баунсер оглушительно залаял.

– Эй, глупое создание, твой хозяин вовсе не имел в виду, что ты должен держать меня прикованной к креслу! – упрекнула его Элинор. – Ложись немедленно!

Однако Баунсер не двинулся с места, и рычание его иначе как угрожающим и назвать было нельзя. Элинор опустилась в кресло. Удовлетворенный достигнутым успехом, Баунсер последовал ее примеру, вывалив язык и шумно задышав.

Глава 8

Поскольку часы в библиотеке давным-давно остановились, Элинор затруднилась бы сказать, как долго длилось ее противостояние с любимцем Никки, преисполненным сознания собственного долга. Ей казалось, что минула целая вечность. Пока она сидела неподвижно, Баунсер тоже не двигался, положив голову на лапы и полузакрыв глаза; но стоило ей пошевелиться, как он вскидывал морду, и шерсть на его загривке вставала дыбом. Попытки же задобрить пса привели к столь плачевному результату, что Элинор почла за лучшее воздержаться от них. Ее рабочая корзинка и стопка белья, подлежащего починке, также оказались вне пределов досягаемости девушки, но она обнаружила, что, вытянув руку, может дотянуться до этажерки, стоявшей подле ее кресла. На одной из полок лежала небольшая книжица, и Элинор сумела завладеть ею, не вызвав недовольства своего бдительного стража. Это оказался экземпляр «Терф Ремембрансер» [28] , который на протяжении следующего часа с лишним стал для Элинор единственной отрадой и утешением. Она почерпнула из него весьма полезные сведения, о которых раньше не знала, равно как и ознакомилась – пусть и вынужденно – с карьерой нескольких благородных животных, клички коих варьировались в широком диапазоне от ничем не примечательных до поистине фантастических. Например, Молния или Громовержец не вызвали у девушки особого воодушевления, зато она получила истинное наслаждение, читая описание родословной и статей лошади по кличке Равняйся-на-них-и-гоняйся-за-ними, или Бесстрашный Победоносец, после чего с закрытыми глазами смогла бы ответить на вопросы об их весе и форме, в которой они будут пребывать перед намеченными скачками.

Но, сколь бы завлекательными ни оказались клички скаковых лошадей, карманный справочник любителя конного спорта вскоре безнадежно ей наскучил. К тому времени как в комнату вошел дворецкий, утро давно сменилось полуднем и книжица опротивела девушке настолько, что она без колебаний запустила бы ею в голову Никки, если бы на пороге библиотеки вдруг показался он, а не Барроу.

– Вы так и не притронулись ко второму завтраку, который миссис Барроу прислала в столовую, мадам, – с упреком заявил Элинор дворецкий. – А она так старалась, чтобы вам понравилось.

– Да, охотно верю, – сердито ответила Элинор, – но вот эта глупая собака мистера Николаса не позволяет мне встать с кресла! Позовите пса, прошу вас!

– А зачем это мастер Никки приволок сюда, а теперь и оставил здесь эту скотину? – спросил Барроу, с явной неприязнью разглядывая Баунсера.

– Он… словом, он решил, что пес должен охранять меня! – отвергнув колебания, заявила Элинор.

– Оставил его охранять вас? – Барроу явно не верил своим ушам. – Мастер Ник окончательно рехнулся! Зачем это вам понадобился страж, мадам?

– Он мне не нужен, и я хочу, чтобы вы забрали собаку!